Мишель Сарду: На нервах...

Ему почти шестьдесят, его карьере – сорок. 13 ноября автор «Lа maladie d’amour» выпускает свой 22-й альбом: два диска и 23 песни, которыe вот-вот прогремят на всю страну. В интервью для журнала «Точка» он откровенно говорит об альбоме, делится рассуждениями о профессии, своем «страхе артиста», о Франции, Сарко и Сеголен, о своем отце и о Марселе, где он хотел бы жить.

Разговор ведет Жан-Франсуа Жакье.

Точка: Сорок лет карьеры – это редкость. В каждом поколении есть всего четыре или пять певцов, кому удается удержаться на такой дистанции. В чем секрет? Стоит ли следовать моде?

Мишель Сарду: Я не считаю, что нужно следовать моде. И я никогда не задавал себе такого вопроса. Каждый раз, когда я записывал диск, он для меня всегда был последний! Я был склонен думать, что это все должно когда-нибудь, наконец, остановиться. А для того, чтобы долго оставаться на плаву, недостаточно довольствоваться только дисками, необходимо также выступать на сцене. Именно сцена позволяет мне работать дальше, теперь я в этом убежден. Давая спектакли, ты завоевываешь доверие публики. Именно физическое присутствие, актерская игра важна для творческого долголетия певца.


Обсудить на форуме

И, таким образом, в один прекрасный день вы, по статистике, стали одним из самых популярных французов, вместе с Зиданом.

Я не знаю, на чем основана эта статистика. Конечно, всегда приятно знать, что ты любим в масштабах Франции. Но я смею надеяться, что популярны, прежде всего, мои песни. Потому что мой принцип, когда я пишу песни - это сделать так, чтобы люди могли найти в них себя, могли вложить в них то, что им самим хочется. Это не обязательно то, что лично я хотел сказать.

Каждая песня – это маленькая история, нечто прожитое, как маленькая статья?

Точно. Пресса, не мне вам рассказывать, это искусство заголовков. Для меня пресса - это еще один источник вдохновения. Я часто черпаю идеи из заголовков журналов или газет. Например, из заголовка статьи в Монд «Парагвай уже не тот, что раньше» я сделал песню, немного забавную, добавив «да и я уже не тот». Но песня должна быть искренней. Люди должны иметь возможность смешать ее с собственной историей. Уж не знаю, сколько детей я наделал своей «La maladie d’amour”, наверняка чертову кучу... (смеется.)

Слушая ваши новые песни, трудно избавиться от ощущения, что со временем песни становятся более личными, нежели раньше. И это ощущение усиливается...

Мне это часто говорят, но это совсем не так. Песня «Я перестал быть торопливым» не является автобиографичной, она выдумана на 90%. «Торопливый человек» - это я передаю привет тому, что я делал, когда был молодым - писал слишком быстро, сочинял по шесть-семь песен в день. Иногда плохо, неумело, потому что в таком ритме нельзя успеть все сделать хорошо. Это как течение реки и я должен признаться, что подчас делал многое слишком поспешно. Все это стоило мне репутации типа, «который идет напролом». Поэтому я и хотел написать эту песню, говорящую «уверяю вас, сегодня я перестал быть торопливым. Я не создаю вокруг хаоса».

Какая песня является вашей любимой?

Честно говоря, понятия не имею. То, что мне нравилось делать - это когда тема и сюжет непростые. Нет, это не значит, что мои любимые песни – это хиты вроде «Не называйте меня больше Францией» или «Озера Коннемары». Любимые, скорее, песни сценические, «внутренние» песни в альбомах, более сдержанные, но в которых заключена душа альбома. Например, «Старушка», «Старые супруги»..